Александр Никитин, Председатель правления Экологического правозащитного центра "Беллона

В начале 1996 года А. Никитин был обвинен в шпионаже за участие в составлении доклада о проблемах экологической безопасности на российском Северном Флоте (при составлении доклада использовались только открытые источники информации). После пяти лет следствия и судебных разбирательств Никитин был полностью оправдан Городским судом Санкт-Петербурга, решение суда было подтверждено Президиумом Верховного Суда РФ.

Вопрос: Оценивая экологическую ситуацию в России можно ли сказать, что она представляется более опасной, чем в других странах и регионах мира?

Никитин: Экологическая ситуация в России серьезная, но не более серьезна, чем в некоторых развивающихся странах. Однако не следует поддаваться соблазну и сравнивать эту ситуацию с худшими образцами. Россия входит в Большую Восьмерку и сравнивать ее следует с этой группой стран. Тем более, что наши проблемы в большой степени связаны с промышленным развитием и как решать экологические проблемы лучше всего знать как раз развитым странам. Конечно мы беднее этих стран, но планку не надо снижать.

Если говорить о динамике экологических проблем, то они, конечно, нарастают. В былые годы были заповедные темы, куда журналистов не пускали, но были и заповедные зоны, охраняемые государством. Всегда трудно было оценивать экологические проблемы, возникающие по вине военно-промышленного комплекса и заводов союзного подчинения. Эта информация всегда была закрытой, более закрытой чем другие.

С началом процесса демократизации появился доступ к экологической информации, но, с другой стороны, государство во многом утратило контроль над экологической ситуацией. Если раньше - до распада Союза, до начала дикой приватизации - государство, каким-то образом,  занималось экологией (можно оценивать - хорошо или плохо, но занималось), то сейчас большой сектор экономики просто вышел из государственного ведения.

Раньше многое из российского природного фонда было неприкасаемым. Сейчас человек, имеющий деньги, может запросто купить участок для постройки дома на берегу озера в заказнике или заповеднике. Нефтяная компания может проложить трубопровод через такие же заповедные места. Появились новые законы, но они не работают. Часто в законах не прописывается механизм их реализации.

Вопрос. Говорят, что на местном уровне экологическая политика более активная, позитивная. Это так?

Никитин. Местные администрации более чутко относятся к вопросам экологии, поскольку они живут на земле, однако они не могут перешагнуть закон. Согласно российскому законодательству, вопросы регулирования экологической ситуации находятся в совместном ведении местной и центральной администраций, но если центр принимает решение, местная администрация не вправе принимать решение, противоречащее ему. Хотя есть много примеров того, когда местные власти протестовали против решений Москвы.

Однако существуют вопросы, которые от местной администрации вообще не зависят. Скажем, строительство АЭС или хранилища ядерных отходов находится в исключительном ведении федерального центра. Центр протолкнет такое решение даже несмотря на протесты местного населения, для этого много средств существует. Например, четыре года назад в Костроме был организован референдум о строительстве атомной станции, и подавляющее большинство населения высказалось против. Потом, через суд результаты референдума были отменены. Хотя решение референдума могут быть отменены только другим референдумом. В конце концов атомную станцию начали строить.

Вопрос. Очень часто экология и военная отрасль связаны. Только ли этим можно объяснить такую остро-негативную реакцию властей на работу журналистов-экологов, вообще на деятельность экологов? 

Никитин. Проблема в том, что отношения военных и экологии в малой степени регулируются законами. Даже закон об использовании атомной энергии не распространяется на использование атомной энергии в военных целях. В законе записано, что должны быть разработаны такие нормативные акты, но их пока не существует и неизвестно, когда они появятся. Эти отношения отданы на усмотрение ведомств. Военные ответственны за примерно 60% подобных вопросов, но они вынесены за рамки законодательного регулирования. То есть, когда военные протестуют против вторжения журналистов в вопросы экологии, они защищают свою "территорию", где закон фактически не работает, да его и вообще не существует. Часто они защищают честь своего мундира, прикрываясь "военной тайной".

С другой стороны, конечно, экологическая тема для власти неудобна, поскольку она требует от власти работы. Логика властей простая: проблемы с окружающей средой серьезные, денег на их решение нет, зачем выпячивать тему?

Вопрос. Насколько регулярно, полно и честно средства массовой информации освещают экологические темы?

Никитин. Журналисты удобны для власти, если они не наступают власти на больную мозоль, когда они пишут о веселых вещах. Как только они пишут то, что не нравится власти или крупному бизнесу, скажем, нефтяному или алюминиевому, то у них начинаются проблемы. Или на журналиста сыпятся административные пинки или, еще хуже, начинаются уголовно-криминальные неприятности.

С экологическими журналистами в России есть другая проблема. Таких журналистов очень мало. Обычно журналист "всеяден", он пишет обо всем. Вчера - о бизнесе, сегодня - об экологии, завтра - о кино. А сейчас, когда средства массовой информации встроены в вертикаль власти, которая четко зависит от решений принимаемых в Кремле, то, конечно, никто из журналистов не хочет ссориться со своим редактором, редактор - со спонсором, и т.д. - по вертикали.

А независимые издания имеют очень ограниченное влияние, поскольку их ресурсов недостаточно. Скажем, тираж нашего журнала "Экология и право" всего 1.5 тыс. экземпляров. Для России - это капля в море. А если наш тираж начнет расти, если у журнала появится какое-то влияние, то нас тут же закроют. Еще существует несколько изданий, но они читаются теми же экологами и за рамки своего круга не выходят. И власти довольны тем, что экологическая тусовка живет почти автономно от общества: пишут друг для друга, читают друг друга, плачутся друг другу в жилетку. Но если эти проблемы выходят за пределы экологической тусовки, то тогда очевидно следует реакция со стороны властей: за флажки не выходить.

Вопрос. Насколько оправдан и целесообразен режим секретности, который часто касается экологической ситуации?

Никитин. Вернее сказать не режим секретности, а режим закрытости. Возможность доступа к информации на сегодняшний день очень ограничена. Скажем, не так давно мы запросили экологическую информацию в одном госучреждении. Чиновник сказал так: "100 тысяч рублей, и я дам вам эту информацию!". В случаях фактического отказа в предоставлении информации на законных основания, мы можем обратиться в суд, но, как выразился наш президент: "замучаетесь пыль глотать, ходя по судам". Судебное разбирательство может затянуться на годы.

Частные компании "прикрываются" коммерческой тайной. К разряду коммерческой тайны можно отнести практически все. И получается, что наше конституционное право на жизнь, а экология - это вопрос о природных условиях жизни человека, ограничено в самом начале. Потому что мы не знаем чем дышим, какую воду пьем, что едим...

Полтора года назад мы подали запрос в Минобороны, чтобы они рассекретили информацию о случаях радиационных аварий, имевших место на подводных лодках. Они до сих пор молчат. Информацию добываем, в основном, через суд. Профильные государственные организации являются практически единоличными хозяевами информации. Если к другому обратишься, они скажут: "Вы знаете, это не моя информация, обращайтесь к тому, кто хозяин информации". Так экологическая ситуация и информация о ней отданы в пользование министерствам.

Вопрос: Как обстоят дела с государственным и общественным мониторингом экологической ситуации в стране?